Аркадий, слышавший весь этот диалог из туалетной кабинки, от

изумления едва не упал с толчка. Надо же, Потоцкая - и всем дает! Кто

бы мог подумать! Марина, даже с учетом вновь полученной информации о ее

сверхдоступности, отвращения не вызывала, и Аркадий понял, что это его

единственный и последний шанс. Две недели он собирался с духом, наконец

подошел к Маринке и, мучительно краснея, бекая и мекая, попросил ключи.

Марина посмотрела на него с интересом: ну и ну, и на такое чудо

нашлась охотница. Наверняка не из нашего института, а то я бы знала.

- Да не красней ты так, дело естественное, - сказала она,

протягивая ключ.- Адрес знаешь? Записывай. Завтра как раз свободно. И

постарайся

успеть до шести.

Назавтра Аркадий вне расписания помылся в душе и сменил белье. Без

четверти шесть он, благоухая одеколоном "Шипр", с тремя гвоздиками и

тортом "Снежинка" вошел в квартиру, уселся на табурет в прихожей и

стал ждать. Воображение рисовало такие картины, что он едва не терял

сознание. Наконец появилась Марина.

- А, ты еще здесь. Ты один? (Она хотела бы посмотреть на избранницу).

- Один. (Она что, групповухой тоже занимается?) Вот, - Аркадий ткнул в нее букетом и тортом.

- Ой, это мне?

Марина была приятно удивлена. До сих пор никто из постояльцев не догадался подарить ей хотя бы шоколадку.

- Ладно, пошли пить чай. Ванная здесь, помой руки, а я пока переоденусь, - сказала она.

То есть она думала, что так сказала. На самом деле фраза была

короче, а может, Аркадий от волнения пропустил некоторые слова мимо

ушей. Во

всяком случае, услышал он следующее:

- Ладно, пошли. Ванная здесь. Я пока переоденусь.

В свете всего предыдущего толковать сказанное можно было только

одним способом. Аркадий зашел в ванную, разделся, потратил некоторое

время на то, чтобы заставить себя снять трусы, не смог и в трусах

двинулся в комнату. Фигура его больше всего напоминала латинскую букву

F.

Маринка стояла у зеркала в спортивных штанах и лифчике, надеть

олимпийку она не успела. Когда Аркадий коснулся ее плеча, она

отреагировала так, как и следует реагировать всякой советской девушке:

отчаянно завизжала, огрела его олимпийкой по голове, оцарапав молнией

щеку, и спряталась за кресло. Аркадий, ожидавший совсем другой реакции,

бессмысленно стоял посреди комнаты и вертел головой.

- Аркадий, что с тобой? Совсем с ума сошел? - Марина перевела взгляд на перекладину буквы F и догадалась: - Она не пришла, да?

- Кто - она?

- Ну девушка твоя.

- Какая девушка? Нет у меня никакой девушки.

- Тогда зачем ты пришел?

- Ребята сказали. Что ты... это... ну... всем даешь. Вот я и...

- Кто сказал? - Марина уже пришла в себя. - Скажи, кто, я этих юмористов поубиваю завтра.

- Никто. Я сам подслушал... что ты даешь.

- Даю. Ключи от квартиры я им даю, вот что. То есть давала, больше

не буду. Но ты... Как ты вообще мог такое подумать? Ты что, совсем

идиот?

Тут до Аркадия наконец дошел весь ужас его поступка. Он и до этого

соображал не слишком хорошо, а теперь мозги отказали окончательно.

Голосом робота Вертера он произнес:

- Да, Марина. Ты совершенно права. Я идиот.

Повернулся и на негнущихся ногах вышел из квартиры. Как был, в трусах.

Если бы дело происходило летом, возможно, на этом бы все и

кончилось. Но был конец ноября, уже выпал снег. Марина никак не могла

допустить, чтобы однокурсник, не сделавший ей ничего плохого,

простудился и заболел. Схватив в охапку его одежду, Марина выглянула из

подъезда. Следов босых ног на снегу не было, да и бабки на лавочке вели

бы себя совсем иначе, если бы мимо них только что прошел голый студент.

Значит, он наверху.

Аркадий действительно стоял у решетки, закрывающей выход на крышу,

и дергал замок. Если бы работники жэка забыли ее запереть, человечество

понесло бы невосполнимую потерю. Но замок висел, деваться Аркадию

было некуда, и он дал себя одеть, увести в квартиру и напоить чаем. К

концу чаепития между ними было сказано больше слов, чем Аркадий

произнес за последние три года с кем бы то ни было. Невидимая преграда,

мешавшая ему общаться, рухнула под напором сегодняшних событий, и

Аркадий, захлебываясь, рассказывал о своем детстве, о

сверхтребовательном отце и забитой матери, о любимой сестренке, которая

- надо же - как две капли воды похожа на Марину, и вообще обо всем. Он

оказался неожиданно интересным собеседником, и вечер закончился тем,

что Марина пригласила его зайти попить чаю еще раз.

Дальше чудеса посыпались лавиной. После четвертого чаепития Аркадий

впервые не вернулся в общежитие ночевать. После пятого во всеуслышание

рассказал анекдот, смешной и к месту. После седьмого ввязался в спор о

природе мужчин и женщин, посрамив первых и вызвав шумное одобрение

вторых. После десятого прогулял первую пару, и мы поняли, что он

окончательно излечился.

Конечно, полностью переделать человеческую природу невозможно.

Абсолютной нормы Аркадий так и не достиг и до конца учебы оставался

чудаком и излюбленным объектом насмешек. Но что ему до этой нормы,

если на сегодняшний день он живет в Силиконовой долине, является

уникальным специалистом в какой-то высокотехнологичной фигне (я после

долгих объяснений так и не понял, в чем именно) и из материальных благ

не имеет разве что вертолета. Марина сделала лазерную коррекцию зрения,

тщательно следит за собой, и когда Аркадий говорит, что женат на самой

красивой женщине Калифорнии, я с ним почти искренне соглашаюсь - тем

более, что моя любимая живет в другом штате, и это признание мне ничем

не грозит. У них дочь-студентка и маленький сын. По-моему, они

счастливы.